СССР, КАК ЗАЩИЩАТЬ ИНТЕРЕСЫ СТРАНЫ, ЕСЛИ ОНА НЕПРАВА?

или к вопросу о народной дипломатии

Хорошо защищать интересы, когда ты прав, а что делать, когда явно неправ? Причем по своими же правилам неправ. Во времена СССР нас ловили на неправоте нашей по нашим же правилам. Это касалось в первую очередь нестыковок идеологических, которые в те времена имели колоссальное значение. Действительно, как защищаться, когда тебя уличают в простой неправоте. Например, когда мы вошли в Афганистан для поддержания «социалистического выбора» руководства, нам задавали вопрос: А как вы можете произвести (поддержать) социалистическую революцию, если в Афганистане нет пролетариата? Его нет – о чём вы говорите? Его нет – значит это вторжение! Мне известно, что все разговоры о национально-освободительной борьбе афганского народа вызывали смех. Мы были в крайне слабой позиции – обман (или самообман) был слишком очевиден. И наша интенсивная попытка создать рабочий класс строительством огромного количества предприятий, городов, обучением пастухов напильнику и проч., привели только к подрыву своей экономики, а пролетариат так и не создался: пастухи остались пастухами. Нам пришлось мириться с афганскими рвачами. Мне лично пришлось иметь дело с афганцами в Ленинградском педагогическом институте. Это были богатенькие – и однозначно фарцовщики, которые просто занимались круглые сутки интимом с нашими дурами. Когда я узнал, что у нас на курсе учатся десятки афганцев, я удивился. Круглые бездельники и гонористые персонажи. И при мысли, что мы за «этих» воюем, сворачивало мою душу в шагрень. А когда я вспоминал момент, когда я сидел под Омском с автоматом со всей ротой, готовясь вылетать в Афган. – в самые первые дни «апрельской революции» - то становилось ещё горше. Мы оказались в плену тупых идеологем о пролетариате.

А если бы мы взяли и ввели в разговор прозаическую геополитическую логику без всяких надежд на пролетариат, без всякой попытки кого-то обучить, воспитать и проч., то было бы проще. Купили бы десяток клановых лидеров, покупали бы у пастухов шерсть - и дело с концом. Пусть бы пасли себе до потери сознания своих баранов.

Идеологические ошибки оказались роковыми для страны.

Вот и вопрос: как сохранить профессиональное лицо носителя права и правды страны, если она явно неправа и заставляет тебя лгать и быть нелепым? Опять же это я пережил в общежитии с массой иностранного народа.

На сегодня оставшись крайним противником держать и учить у себя этих поголовно балбесов, которые вообще на занимались учебой, а «отрывались по полной» и только мешали нам, я пережил много неприятностей, восстанавливая просто порядок: чтобы в 24.00 отбой, чтобы вся ходьба прекратилась, крики, оры, драки и проч. После института я убежден, что нельзя стелиться перед теми, кто тебя будет съедать за твои же деньги. Меня вызывали к ректору и говорили об интернационализме, от которого меня на тот момент уже тошнило, особенно после того, как вьетнамская мафия меня вызвала в комнату, где их было человек двадцать, готовых меня убить и сожрать только за то, что я остановил «своими», недипломатическими методами, пьяный ужин Хунга в два часа ночи. И это были вьетнамцы (!), которые должны были молиться на нас, что мы их спасли от геноцида. Увы, забудьте о благодарности. С тех пор я знаю одно – посадил на шею клеща – терпи. Не хочешь терпеть – в печку его. 

Когда мне в институте объясняли про интернационализм, я понимал, что страна с такой политикой развалится. И был прав.

Это к вопросу о народной дипломатии: да, дружить, да соотноситься, но не брать себе на шею, не потрафлять, не оплачивать гордыню лимитрофам и не уступать национальные интересы ни на сантиметр. И не потому, что мы скверные, а потому что все эти малые народы четко держат свой этнический интерес. За наш счёт. Очень чётко. Плевали они и на наши пролетарские теории, и на наш интернационализм, и на наши дружелюбия. Я стал лучшим другом кубинцам Хорхе Планче, Луисом Мануэлем, с которыми два года прожили душа в душу в комнате в студгородке на Новоизмайловском, после того как разнёс их правила и манеры в армейском стиле, вспомнив свои погоны сержанта и технологии сортирных наездов. Был блестящий результат. Планче, когда они уезжали на Кубу, сказал: «Серёша, мы сначала обиделись на тебя, но потом ты оказался хорошим другом».

Это к вопросу о своих правилах. И, увы, о простой морали: дипломатическая работа успешнее, когда у тебя в сторонке стоят готовые кулаки. И интеллект. Меня после вьетнамского скандала не выгнали, потому что я был одним их лучших студентов института. Хотя ректорат был настроен сурово. Видимо, особисты защитили. Интересно было бы сейчас выяснить.

Честно говоря, я не завидую дипломатам, которые оснащены ложными идеями и вынуждены их проводить в жизнь. Это очень ломает. Иногда цинизм проще и милее, чем тупая защита тупых идей. Это значит. Что если дипломатию оснастить мощной международной доктриной, но национального происхождения, то наш дипкорпус станет неодолим.