ПОЧЕМУ ПАУСТОВСКИЙ ЛЮБИЛ МУЛЬТАТУЛИ?

Печать

Опубликовано 21.08.2020 08:00 , Автор: Магнитов С.Н. Категория: Лаборатория Консервативного анализа и экспертизы

Мы живем в эпоху пересмотров. Ревизии всего, что мы любили или ненавидели, чтобы понять, как наши чувства, которые воспитывала наша литература, допустили, чтобы рухнула огромная страна. Но это только первая часть вопроса. Вторая часть – с чем жить дальше, как и чем строить будущее, питать душу и мозг, - ведь ставки те же – страна, даже в имеющемся сухом остатке.
Когда говорят о традиции, я не уверен, что все нужно брать из прошлого. Как ни странно, больше всего меня настораживают такие полуаморфные фигуры, вызывающие двойственное чувство, вроде Паустовского, имеющий репутацию стилиста, писателя без позиции, пережившего всех лидеров. Но если художник сумел пережить всех вождей, это не значит, что он переживет профессиональную ревизию. 
Прежде чем начать размышлять о Паустовском, сразу скажу, что его даже примитивный троцкизм тридцатых был интереснее, чем его постсоветские писательства. Светилась энергия, которая затем потухла, сменившись «ниочёмностью». 
Однако чтобы оценивать написанное, есть смысл прибегнуть к ключам – ведь без них открыть замки замыслов произведений бывает непросто. И мы можем быть необъективны, поскольку автор может что-то зашифровать.
Ключи, как правило, прячутся на поверхности – в текстах, которых автор свидетельствует о своем писательстве, творческих принципах. Такая книжечка у Паустовского есть – «Золотая Роза», завершенное которой датировано 1955 годом.  
Общеинфантильная тональность, заданная самим названием и кокетливых названием «повесть», ведёт инфантильную же мысль, призванную творчество сделать этаким мерилом вечной ценности. Не результат, не продукт труда, а сам процесс: «писательство – призвание». Уточним: самопризвание, что это сродни самозванству. Кто ты есть и что за писатель может сказать только Время и Народ (-ы). Это без самозванства. 
Оказывается, сам процесс, призвание оправдывает автора, что бы он ни написал. Это уже характерно звучит с момента замысла. Главка называется «Молния». «Замысел – это молния. … Почти тот час же вслед за молнией на землю обрушивается ливень» (Паустовский К. Избранные произведения в двух томах, М. Художественная литература, 1977 г., с.31). И далее в том же духе. Немного самолюбования, потому что неизвестно, от какой молнии образовалось столько воды, но ясно, что Паустовский бы заражён дешёвым платонизмом. Путные писатели замыслы вообще-то вынашивают, пестуют, работают над ними. Представить реальных мастеров с молнией в голове сложновато.   
Но Паустовский имел свои примеры мастерства: «В Олеше было что-то бетховенское, грозовое, мощное.… Его зоркие глаза видели вокруг много великолепных и утешительных вещей» (там же, с. 163). О Достоевском так не писали, а это пишется об авторе сырого материала под названием «Зависть» с модерновым зачином «Он поёт по утрам в клозете» и броской фразы о своём писательском кредо «Ни дня без строчки». И дело не в том, что Олеша после этого мог не писать месяцами и больше, а в том, что образец хлипкий, оставшийся в литературе «Тремя толстяками».  
Как-то один мудрый человек сказал: «Кого ты хвалишь, таков ты и есть» Я бы добавил, а то, как хвалишь, о том о себе и мечтаешь. 
Особенно меня привёл в любопытство патетический рассказ Паустовского о третьеразрядном голландском авторе, принявший претенциозную кличку «Многострадальный» (Много переживший») - Мультатули. Некий Эдуард Деккер, назвавший Голландию страной разбойников 1820-1885 и написавший инфантильный романчик «Макс Хавелаар» о романтическом борце против рабства. 
Вообще речь идёт о стране, куда уезжал учиться русский Царь Петр, четверть тогдашнего мира. Сегодня эта оценка занятно это звучит о двухсотмиллионных Индонезии (на фоне десятка миллионов голландцев), где давно нет голландцев, а есть свои сукарно-сухарто с прямой ликвидацией 2 миллионов человек. Мультатули патологически ненавидел свою страну и это вызывало симпатию, даже восторг, у Паустовского! Может быть, это был намёк, что можно ненавидеть и Советский союз также страстно, как Мультатули Голландию. При этом, при всей бедности Мультатули публиковался!
Интересно, что либеральная политическая позиция стала залогом привлекательности Мультатули, тогда как о его произведениях ни слова, кроме восторга. Между тем анализ показывает, что его литература очень средняя, политически наивная и провокационная, несмотря на то, что в Голландии он известный автор. Даже юмористические вещицы, написанные в духе размытого Вагинова, советского писателя 30-х годов, которого сейчас читать невозможно.   
Вообще когда инфантильный писатель начинает писать о политических процессах, так хочется его осадить и попросить обойтись в трудных вопросах без огульщинки. Но увы, Паустовский наивной огульщинкой страдал, оправдывая негласный титул юношеского писателя.
Что ж, у Паустовского есть неплохие вещи о художниках, милые рассказы. Но, увы, только для подростков. Пусть Паустовский останется в разряде подростковой литературы. Где инфантильность, идеологическая и политическая незрелость позволительна.  
Паустовский знал о себе, что он небольшой писатель, поэтому комплексовал и постоянно объяснялся, причём с гонором, занятным для взрослого человека. Вот его вступление к 8-томному (!) собранию сочинений: «Несколько отрывочных мыслей» (на 10, правда, страниц), - и начало: «Писатель знает себя лучше, чем критики и литературоведы» (К. Паустовский, Собрание сочинений в восьми томах, Изд. Художественная литература, 1967 г., с.5).
Как говориться без комментариев. Так может сказать о себе только подросток.
 
Сокращенная версия опубликована в Литературной России №