АВТОРСКОЕ ПРАВО И ЭПИГОНСТВО

В современном авторском праве не отражена проблема эпигонства.

Эпигонство – подражание, оно же заимствование.

Но в чём сложность отделить эпигонства и плагиата?   

Дело в том, что плагиат является делом подсудным, а эпигонство нет.

Почему так?

Эпигонство – заимствование идей с переложением своими словами с элементами несовпадения даже внутренней дискуссии. Плагиат – текстуальное переложение и совпадение.

Почему эпигонство не попадает в разряд плагиата?

Как правило, плагиат считается явлением текстуальным – совпадение текстов становится причиной   

А если совпадение не текстовое, а идеологическое, смысловое. Тексты могут отличаться, а идеи совпадать, почему их не рассматривать с точки зрения авторского права. Тогда многое встанет на свои места. Тогда проблема авторского права упростится на порядки, поскольку реальных генеративных авторов будут очень немного. А их трактовщики и последователи встанут в ряд эпигонов. И кстати, многое прояснится с точки зрения начинки самого эпигонства.

К примеру, Чернышевский считался революционером. На самом деле он был эпигоном Милля. Причем он этого даже и не скрывал. Даже в Алексеевском равелине переводил учителя. Так возникает эпигонская вереница: Джон Стюарт Милль - эпигон Иеремии Бентама, Бентам – Адама Смита, Чернышевский эпигон эпигона – Милля.

Таким образом с эпигона снимается статус авторства.

Борьба с плагиатом и эпигонством однозначно должна быть введена в проблематику Конвенции об авторских правах, так как она защищает потребителя от двойного и тройного потребления одинакового продукта. Какой смысл читать Чернышевского, если оригинал – Бентам и его эпигон – Милль, какой смысл читать авторов-комментаторов? Зачем читать, а значит и выпускать, бесконечную псевдоавторскую марксистскую писанину, если лучше обратиться к оригиналам?   

Нам возразят, что не все эпигоны гонят под копирку. Не все. Это тоже легко выяснить. Идеи лежат на поверхности.

Далее, если обращаться к соотношению эпигонского и авторского, то выяснить меру эпигонства, чтобы определить меру авторства. И уже силовым образом ставить в авторы текстов имена соавторов, причем по мере идейной приоритетности: например, роман «Что делать?» – Бентам, Милль, Конт, Чернышевский.

Если автор заводит цитаты, то определяется авторский коллектив, который делит ответственность. Например, авторский коллектив под руководством эпигона Чернышевского (Бентам, Милль, Конт, Спенсер и прочие.).

Или заставить автора принять статус эпигона. К примеру, эпигон Милля Чернышевский. Или: «Что делать?» - художественный комментарий г. Чернышевского философии Милля и фантомов Сен-Симона и Фурье.

То есть заменить понятие автора понятием эпигона или комментатора. 

Это позволит, как минимум, обойтись без манипуляций, вроде манипуляций Ленина, сделавшего из Чернышевского социал-демократа. Станет ясно, что Чернышевский никакой не демократ и не социалист, а банальный либерал-утопист, корнями уходящий в чисто либеральную позитивистскую философию, в России служившей чисто разрушительным целям.  

В этом случае возникает вопрос о праве на эпигонство. Авторы могут сильно засерчать от некоторых эпигонских трактовок, поэтому возникает вопрос о допуске к праву на эпигонские сочинения. Если же автор уже не может ответить, то возникает субъектность в лице держателей его авторских прав, как и, впрочем, ответственности. Уже они будут выяснять с эпигоном отношения, как идейные, так и текстовые.    

Есть, конечно, более сложные эпигонства, к примеру, использование прототипов. Если автор нигде не упоминает о них, то ничего, а если упомянул, то ситуация усложняется. К примеру, Иван Тургенев в романе «Рудин» взял в качестве прототипа своего друга детства Бакунина и так его облагородил, что Бакунин предстал чуть ли не душкой, пекущейся о человечестве, этакой благородной романтической личностью. В этом случае, скорее всего, Тургеневу придётся либо дописывать фактуру, либо аннулировать роман.  

Решенный вопрос об эпигонстве снимет множество вопросов, распутает множество узлов в мире авторских прав.