Есть пропаганда, к искажениям которой привыкли. У пропаганды есть свои оправдания – мол, моментальность, интерпретация, невозможность моментально дать объективную оценку. Но у историков такой возможности нет вовсе. История столько консервативная наука, что она работает только в области случившегося, состоявшегося, в области уже устойчивых параметров, категорий. А главное – в рамках науки, где пропаганда, если даже возможна, она должна быть предельно скрыта. Даже если кому-то, в духе Фоменко, захочется попрать основы историографии, придется делать это предельно основательно: даже искажения, обманы, тасовки должны предстать очень весомо и, как ни парадоксально, аргументированно. Действительно, даже сомнения и глупости должны выглядеть научно. Если профессор Зимин отказывает в авторстве и оригинальности «Слова о полку Игореве», то есть масса тезисов «за»: почему поздно открыто (Мусин-Пушкин), почему было неизвестно, почему не было традиции, где подтверждения письменности – и прочее. Если Рой Медведев сомневается в истории написания «Тихого Дона» Шолоховым, тоже выдвигаются аргументы: слишком молод для романа (22 года), нет писательского опыта, мало знал казачий быт, слишком гениальный роман для провинциала и проч.

И вот мы сталкиваемся с искажением нашей истории за рубежом, причем без всяких аргументов – на уровне констатации при полном пренебрежении принятых на международном уровне научных фактов, на уровне очевидных тезисов. Наука отодвигается в строну и история подвергается неслыханным искажениям. На этих искажениях делается политика.

 

Главным поводом для искажений служит представление, что история свое отслужила и она не имеет прав в настоящем. Она может быть только источником сведений, которые не имеют решающего знания, а значение имеет их волевая политическая интерпретация. Какая разница – как называлась страна во времена Владимира для сегодняшних жителей, какая им разница? Главное – что есть сегодня и сейчас, что выгодно сегодня. История своё отслужила, у неё нет политической юрисдикции, есть источники для клуба по интересам. Поэтому история становится жертвой неслыханных политических манипуляций, после которых говорить об исторической науке не приходится. Она превращается в политические мифы, внедрение которых уже дело пропаганды.

Вторым аргументом становится заявление, что все политические режимы писали историю «под себя». Это обычная мировая практика. Поэтому если есть право предыдущего режима писать под себя, то открывается право последующего писать также «под себя». Это наиболее болезненный для науки аргумент, поскольку в нём есть доля истины. Достаточно прибегнуть к книге Троцкого о сталинской фальсификации истории – что есть, то есть! Троцкий подробно, пункт за пунктом, да основе документов доказывает, что именно он верный ленинец, а не Сталин. И сказать нечего: это выглядит убедительнее, чем сталинская историография.

 

Что делать в таком случае? Как защитить объективность историографии перед нажимом политических режимов, которые хотят видеть свою историю, и не хотят чужую. Получается, историография как наука вообще невозможна, если доминируют сугубо политико-мифическая кустарщина разных государств? Самое интересное, что от этого подхода страдают страны, которые имеют более-менее взвешенную историческую картину. Но, находясь плену инерции, они становятся страдательными участниками процесса искажения мировой и частной истории.

 

Что делать в таком случае? Как написать объективную историю, на основе чего? Как регулировать процесс оперирования фактами разными государствами?

Есть несколько вариантов ответов на этот вопрос. Первый из них: историю должны писать не государства, а Мировые Научные Доктрины, которые будут вынуждены писать объективную историю, поскольку при потере научного подхода они будут просто аннулированы. Именно она может создать историографию, на основе которой будет писаться история. Второй: история создаётся в рамках Международной Исторической Конвенции, действие которой становится универсальной.

В Конвенции должны быть четко определено участие только научных школ.

В Конвенции должна быть определена конкурентная основа для работы научных школ.

В Конвенции должен быть определен приоритет исторической науки перед политическими интересами.

В Конвенции должна быть определена ответственность за попытки исказить историю вплоть до дезавуирования школы.

 

Консервативная школа как мировая научная школа, несомненно, примет участие в формировании Конвенции и работе над новой мировой историографией и историей.