РЕШИТЕЛЬНОСТЬ МЫШЛЕНИЯ

Художники не особо жаловали мыслителей. Если жаловали, то поиски приемов для раскрытия внутренней сути персонажа становились проблемой.

Если раскрытие внутреннего мира представителей разных классов – от аристократов до рабочих - шло через внешние признаки, через подбор и сочетание предметного мира вокруг, то изобразить мыслителя составляло огромную трудность. Приходилось прибегать к коллажности и грубому символизму – тому, о чем тот думал. Например, Циолковского изображали на фоне планет, ракет, чертежей. Изобразить мыслителя инженерного толка через плоды его труда можно, но как изобразить мыслителя, который работал над вещами совершенно абстрактными. Всё это тяготело к плакатности, не давало понимания внутреннего процесса мышления. Политический мыслитель Маркс изображался на фоне плодов его мысли – пролетарских отрядов с красными флагами – что совсем не говорит о самом мыслительном процессе.

В картине Рафаэля «Афинская школа» изображены древние мыслители – Платон, Сократ, Аристотель, Зороастр и другие. Но их не отличить от обычных патрициев, там нет понимания их внутренней интеллектуальной сути.

Иначе говоря, изобразить мыслителя, а главное – его состояние, трудовое напряжение, борения и страсти – по-моему, никто не смог. Ведь нужно как-то показать главное орудие труда – мысль и процесс труда - мышление. Вот сами подумайте, как изобразить мышление, чтобы сделать вывод, что у Зиновьева получилось.  

Поэтому для меня автопортрет Зиновьева уникален.

 

Я давно заметил, что самая весомая похвала заключается во фразе: «Если бы мог, я сделал бы так же». Так вот если бы я мог изобразить мыслителя – я бы скопировал идею Зиновьева, изменив черты лица. Причина одна – это самое адекватное изображение процесса мышления, которое я знаю. То, что Зиновьев не мог обойтись без фигур переноса и абстрактных элементов, было очевидно, но как он смог соблюсти меру – вот вопрос. Часто мышление художниками изображалось как сгусток нефигуративных абстракций, но доказать, что это изображаются мысли – они не могли.   

Зиновьев смог.

Мышление показано как победительная трагическая схватка с внешним миром.

Внешне приём очевидный: нахмуренное лицо, стиснутое скукоженными пальцами рук. Такой ход известен. Думающий человек всегда изображался как сумрачный. Но есть проблема: как тогда отличить думающего от страдающего. Есть картина «Меньшиков в Березове» Сурикова, где фаворит Петра Первого изображен сумрачным с замершим лицом. Но это не мыслитель. Он не думает, он умирает. Но вроде бы внешне похоже.  

 

 

Зиновьев решился на изображение активности именно мысли. Это стягивающие руки, а затем голову, внешние силы, обстоятельства, драмы, страсти, которые вызывают мысль, атакуют человека, настигают его голову, отвлекая голову от тела и вынося его над бездной. То есть сначала мышление – это травма, удар, стягивающая боль. Потом, когда голова, как у Зиновьева, идёт «лбом вперед», начинает работать Мысль. 

 

Даже абстракции нужно прописыавать правильно: эффект зависания головы в отдельности от тела над бездной изображено удивительно точно. При этом, ясно, что вызовы, как настигающая плесень-паутина составляют органическое единство с головой, в которую они входят, преобразуясь в потоки смыслов: аморфная масса структурируется под воздействием воли и переходит в руки. Мышление становится «взятым в руки», а главный его смысл – упорядочивание, переход хаоса и ужаса в порядок и логическую последовательность очень точно передаются пальцами, переходящими в голову. И становится ясно, что хаос преодолён, лицо уже изображает не страх перед натиском хаоса, а волю к дальнейшему преодолению: стиснутые губы уже не показывают страх и неуверенность, а решительность и решимость.

 

Конечно это вещь о победе разума над хаосом внешнего мира - о том, к чему мышление призвано. Зиновьеву это известно больше любого художника. Поэтому его вещь трагическая и одновременно вдохновляющая для любого мыслителя.