КАК БОРОТЬСЯ С «УЛИЦЕЙ»?

1.

Начну с «непедагогичного» постулата.

То, что ребёнок получает на Улице, он никогда не получит в другом месте. Значит, нужно организовать его уличную жизнь, вернее, вводя в организационный оборот все то, что он там получает.

Улицу можно организовать. Но где ключ к организации? Ведь как только за это дело берутся взрослые, они создают не детскую организацию, а детский сад, где дети становятся воспитуемыми, а они воспитателями. Это разные вещи. Как дистанцироваться и не потерять контроль за процессом одновременно?

Поделюсь наблюдениями. Что я заметил?

1. Верховодят на Улице по следующему принципу: подчиненный возраст подчиняется возрастом на 3-4 года старшим. То есть пятилетними верховодят восьмилетние, восьмилетними двенадщатилетние, двенадцатилетними – шестнадцатилетние.

Давайте зададимся вопросом, что нам мешает организовать работу старших по воспитанию младших - за деньги?

Это будет их круг. Так мы нейтрализуем негативное воздействие. Это станет для старшего невыгодным делом.

Это будет мир, который они организуют сами – при удаленном наблюдении и скрытой методической работе старших.

2. Дети не бездельники. Моментами мне казалось, что более мобильных, более работоспособных людей вообще трудно придумать! Но пыл заканчивался. Почему? Потому что на голом энтузиазме долго не проработаешь. Ребенку, как любому человеку, нужен смысл. Пусть пока он будет простым – заработок. Но он должен быть.

Советы, гордо провозгласив отказ от детского труда, подписали себе приговор. Дети, начиная трудовую отдачу в 20 лет, становились золотыми и ... нерентабельными. А ведь во всю историю дети начинали работать с детских лет. Моя шестилетняя дочь прекрасно справляется в доме и саду с массой мелких работ. Я всю жизнь проработал в деревне. Запрягали, как следует. Хныкал – и делал. Теперь не жалею.

Детский труд необходим. Причем начиная с самого примитивного.

3. Дети понимают аргументы. Если им четко разложить всё последствия тех или иных поступков, они «проникаются». Самое интересное другое. Дети, проникаясь, становятся более рьяными проводниками воспитательного импульса, чем сами взрослые!

Почему эти моменты не учесть как базовые организационные ресурсы?

Прагматика кричит: безделье самое грозное оружие против человека. Предоставь человека самому себе – его разрушат собственные хаотические чувства. Если в Деле они направлены вовне, их энергия конструктивная и созидательна, то в момент безделья она направляется вовнутрь.

Уход, увод от безделья – главное требование современной детско-молодежной политики. Второе требование - не приводить к безделью путём имитации дела.

Ребенок - шаг на Пути к человеку. Если имитация Дела оскорбляет взрослых, то ребенка – также! Лучше нагрузить его по полной программе, чем сымитировать. Оскорбленный ребенок – приходит к саботажу. Как и взрослый человек.

У детей должна быть профессиональная работа! Почему с 12 лет не может работать санитаром в больнице тот, кто хочет стать врачом? Ничтожный заработок санитарки для ребёнка обернётся обогащением! Хорошо, не санитаром – уборщиком! Но за зарплату. Причем не просто обязательные работы неизвестно в чью пользу – а работа на ставке! И ничего в этом унизительного нет. Помните Станиславского – «театр начинается с вешалки»? С профессиональной точки зрения, этот человек начинает работать в гардеробе. Но начинать в 30 лет с гардероба нехорошо, а вот с 10 –нормально.

Причем я не побоялся бы принуждения. Помню прекрасно, как в 12 лет я приехал в деревню к бабушке и деду и заявил, что приехал сюда отдыхать. Дед ремнём отделал меня так, что больше я не приезжал туда отдыхать. Я приезжал работать. Когда знаешь правила игры – легче идти на трудности. Но какие следуют подарки! Парное молоко, сливки из-под сепаратора, баня. Это незабываемо и это стоило моего труда. Но были и другие подарки. Когда я, пацан, сметал свой первый стог, я плакал от восторга. Это искусство казалось мне запредельным. Когда я взял в руки громадные деревянные вилы для метания стогов – я не верил, что это случится. Но это случилось. Я потом ходил смотреть на свои стога и умилялся их гармонии. Если стог, опадая, сохранял форму русского шлема, это считался хороший стог. Мои стога стояли, как богатыри.

Трудовые подвиги входят в память, учат, имея колоссальную воспитательную роль. Когда я сел за свою первую книгу, я сказал себе: это невозможно. Но вспомнил, как после армии, приехав к бабушке, в 20-градусный мороз голым по пояс расколол машину дров, которая казалась неисчерпаемой. Я это сделал за четыре часа. И выложил поленницу. И вот я сидел в Ленинграде в библиотеке Салтыкова-Щедрина и говорил себе: неужели я, «сделав» машину дров, не сделаю эту книгу? 

И сейчас, поставив задачу создания Академии нового типа, я слышу: да как ты …! А я вспоминаю Сергей Королёва. Ведь все «энергии», «бураны», «востоки», «восходы», «протоны» начинались с консервных банок, которые к тому же не хотели взлетать выше трех метров! 

 

2.

В чем главная проблема такого подхода?

В рисках и ответственности. Организатор отвечает за организуемых.

Это логично и трагично. Потому что приводило к обратному результату. Государство боялось рабочих рисков среди детей. Поэтому ему проще было отказаться от работы детей, чем отвечать перед родителями. Я это тоже проходил. Прижал ребенок руку доской – я виноват. Порезал руку – тоже. Промочил ноги – снова. Лучше пусть ничего не делает, чем покалечится.

Я помню, как меня инструктировали: «Вы отвечаете за всё». – «Даже если ребенок САМ ножом порезался?» - «Да!»

Сваливать ответственность за все на преподавателя – это еще одна яма, в которую мы все попали. Ребенок садится на «шею». Причем это он делает стремительно, с удовольствуем и надолго. За попытку снять ребенка с шеи ты становишься для него врагом.

Отсюда возникает дилемма:

Рискованное воспитание личностей

Нерискованное воспитание трутней

 

Мы убеждены в одном: ребёнок должен трудиться всю жизнь, с самого малого детства, увеличивая меру своей обеспеченности по мере возрастания профессионализма. Это даст главный результат: достижение промежуточной Цели как акт перехода к следующим Основаниям.

 

Если государство на это не пойдет, на это должно пойти сообщество родителей, которые заинтересованы в реальной подготовке к карьере своих детей.

 

3.

Можно сказать точно, что моя «улица» была эталоном безобидности. Это была эпоха стабильности, пионерии и проч.

Однако все перечисленное выше меня не миновало. Мы с ровесниками были маньяками футбола. Это была своеобразная секта, где самоутверждение шло самым жестоким образом. До драк. Начиная от установления правил игры, заканчивая яростным выспариванием голов. Неформальные лидеры, стрессы, провалы – все было.

Был первый коммерческий опыт. Марки. Помню до сих пор, как меня обманул старший «товарищ», «обменяв» похожие по картинке бурундийские блоки (марок), но разительно отличающиеся по номиналу (по цене). Причем мой блок был негашеный, а его гашеный. Болезненный опыт на всю жизнь. Сам подписался под собственной глупостью. Что дал этот опыт? Я на сэкономленные от обедов деньги накупил справочников по филателии! С тех пор я больше никогда не делал таких ошибок.

Но это была часть «улицы». Стоит ли упоминать о шалашах, где пилось вино (правда, без меня), стоит ли упоминать о курительных вечеринках с картами (со мной), об анекдотах. Рассказывались самые растлительные анекдоты, анекдоты «про Чапаева». Советский Союз начинал рушиться в моем сознании с анекдотов про Чапаева.

Став чуть постарше, я начал рисовать обнаженных женщин и приносить их в школу потешить приятелей. Потом, увидев, что мои рисунки возбуждают нешуточные рефлексы, попали в руки девчонок и родили оскорбление, я их уничтожил. Но это же было! Откуда? Железно могу сказать – от безделья, порождающего массу рефлексивных фантазий.

К чему я говорю это? К тому, что наша жизнь была предоставлена самим себе. При наличии пионерии и комсомолии, которых никто не воспринимал как свой круг. Поэтому рождались бесконечные организационные импровизации. А если эти импровизации наложить на море свободного времени, то за выводами далеко ходить не надо – тогда начинается разложение личности. 

Но дело даже же не в этом. Разложением тоже можно и нужно управлять, делая его моментом, временным явлением, частностью, временной слабостью, которую нужно преодолеть! Не карать за нее, а научить преодолевать. Большевики не поняли главного. Они формировали организации образцов (там должны быть лучшие из лучших) – то есть готовых людей. А дети – это становящиеся люди. Что делать тому, кто плохой или слабый, или недоучка? Ответ один – идти на улицу, где признают его достоинства. Ведь там его первые признаваемые личные победы, которые вселяют уверенность.

А ведь первое чувство победы - ни с чем не сравнимое чувство самостояния!

Была в семидесятых годах среди подростков игра в пуговицы. Словно весенняя эпидемия. Я помню момент, когда я, выпросив у матери три «живые» пуговицы (то есть не поломанные), впервые вышел играть. Трепет, страх смешивался с холодным расчетом, выработкой тактики и стратегии игры. Через год у меня была тысяча пуговиц самых невероятных размеров и видов. Когда я вывалил через два года этот капитал, мать была поражена. Стоит ли передавать чувство, когда ты потрясаешь своим успехом взрослого? Этими пуговицами мать пользуется до сих пор.

Кроме профанации, мы ничего не получим.